Утро никогда не бывает добрым. В том лишь случае, если вам не надо на работу, а проснулись в послеобеденное время. Захария мог радоваться будильнику как никогда прежде, но подняло с кровати его пресловутое чувство тревоги. Свербело, как чих в носу, надоедливой мошкарой кружило над ухом, не давая досмотреть горячий сон-продолжение не менее горячей ночи. Беспокойно отмахивался, впивался затылком в подушку, а когда открыл глаза, долго вслушивался в размеренное дыхание сбоку, пытался прочувствовать тепло чужой кожи, льнувшей к его бедру. Прослеживал взглядом слишком плавную линию талии под покрывалом, узкое плечо с нитями растрёпанных светлых волос, не очень длинных, едва ли ниже лопаток. И руки, ныряющие под щеку, были тонкими, с трогательными запястьями, на которых остались едва заметные синяки – Захария тупо поморгал, пытаясь разглядеть их получше, и в голове всплыли ненужные подробности. Кажется, её звали Кристина, и она настойчиво просила «пожестче».
Он сел на кровати, ткнулся лбом в подтянутые к подбородку колени. Тугой ком стягивал левое подреберье, на электронных часах моргало синим 6:15 утра. Было крайне неловко будить её, такую смирную и умиротворённую во сне, что никак не писалось с тем… тем…
Захария коснулся губами узкого плеча, пальцами – в светлые волосы, мягкие и пахнущие чем-то пряным. Он запомнил, насколько чувствительной была её шея. И как изломана была линия спины. И что поцелуи отдавали дешёвым вином, которое они купили в круглосуточном, как раз недалеко от дома. И ещё, кажется, теми вишнёвыми эклерами, ради которых она так отчаянно ломилась в уже закрытую пекарню – Захария улыбнулся, даже он с трудом мог устоять против любого лакомства из магазинчика.
- Прости, но тебе пора уходить, - прозвучало как: «Тебе пора валить, пока не поздно».
У неё было светлое, открытое лицо, и рассвет, просвечивая сквозь шторы полосками пыли, отражался бликами в сонных серых глазах. Она мягко улыбалась, обматываясь покрывалом и соскальзывая с кровати. Шлёпала босыми ногами до уборной, и Захария едва удержался, чтобы не пойти следом – слишком манили его скрытые тканью бёдра, и то, как перекидывает волосы с одного плеча на другое, обнажая тонкую шею. Он поспешил натянуть штаны, как только дверь ванной закрылась за Кристиной.
Это было похоже на приближающуюся грозу. Когда внезапно всё испуганно затихает, а в глубине стихия набирает обороты, чтобы в один миг, с грохотом, тамтамами грома и сияющими раскатами молний обрушиться на измождённые полуденным солнцем дворы и мостовые, вытапливая жар.
Её кружевное бельё было раскидано по спальне, а платье небрежно болталось одной лямкой на спинке стула. Кристина протянула руку из-за двери, сонно посмеиваясь, и попросила протянуть ей их. Захария, ухмыляясь своим мыслям, сунул одежду ей в руки и принялся методично, как делал это и сотни раз до этого, заметать следы. Или создавать видимость того, что да, он ждал, просто не дождался. Бутылка вина и картонная коробка со штампом-бантом пекарни пинком ноги отправились под тумбу, а окна были немедленно распахнуты, так, чтобы утренний ветер разметал по сторонам шторы, а рассвет ослепил. И выветрился запах из постельного белья.
Когда она уже стояла на пороге, натягивая босоножку, а он, прислонившись плечом к стене, нервно дрыгал ногой, ком внутри лопнул, а в мозгу отчаянно замигала красным кнопка тревоги.
- Звони, если захочешь, - улыбалась она, подкрашивая перед зеркалом губы. Захария, как приличный молодой человек, не пожалел ей денег на такси – всё-таки, выпроваживать барышню в такую рань совсем не по-мужски. Хоть как-то загладить вину. Но они заболтались, и он как-то упустил момент, когда дверь с той стороны поддалась давлению, и скрипнул затвор.
Вот тут-то Захария сжал зубы так, что свело челюсть. Концерт по заявкам, который никогда не надоест.

И как-то всё сразу схлынуло, и рот дёрнулся в подобие улыбки, и нервная дрожь прошла. Испытывать чужое терпение невероятно увлекательно. Пожалуй, настолько, что Захария с завидным упорством затаскивает девок в кровать снова и снова, а потом огребает по полной, с каким-то мазохистским удовольствием впитывая негативные эмоции, какими бы сильными они ни были, и всю злость, и обиду, и ревность, которая с годами как-то странно поугасла.  Нехорошо.
Он молча наблюдал за Кристиной, и как её лицо изменилось, стоило лишь столкнуться в дверях с Лэйтоном, уставшим и совершенно не расположенным к любезностям. Особенно с теми, кто марает общую кровать. Ой, ну право, а когда вообще расположен? Ему невероятно шёл весь этот утомлённый вид, и поникшие плечи, и даже волосы, забранные в нелепый хвост, с торчащими петухами. Кофе? Серьёзно, кофе? Ну, что за глупости. Оно обойдётся без кофе, её и так порядочно обслужили вечером и ночью. И чутка с утреца, но это уже другая история.
Захария лишь подмигнул округлой заднице, исчезнувшей в дверном проёме, и немедленно прильнул к зеркалу – спину саднило так, словно в неё вгрызались зубами. Никак не ногтями. Краем глаза – за Лэйтоном, слишком резво ускакавшим в сторону спальни, и Захария скривил губы: сейчас начнётся. 
Он выворачивал шею, пытаясь разглядеть неровные ряды алых царапин. Ты смотри, а, аж до поясницы добралась. Когда только успела? Он же связывал ей руки. Какой-то рубашкой, кажется. И очень надеялся, что в темноте не перепутал. Наверное, Лэйтон мог простить что угодно, кроме посягательств на личные вещи. И да, с гелем для душа как-то совсем нехорошо получилось.
- Отдохнул душой и телом, Захария? – выплюнули прямо в лицо, стоило переступить порог спальни. Захария разминал шею, поводил плечами, пытаясь прогнать неприятное чувство впившихся под кожу иголок. Пробормотал под нос что-то вроде:
- Душой уже давно не отдыхается, - и как-то совсем, ну абсолютно, вот, не учуял показного спокойствия в голосе, и опомнился лишь тогда, когда в лицо зазвиздели тяжёлым рюкзаком – он неловко взмахнул руками, отступая на шаг назад, но по макушке всё равно больно мазнуло. И тут же впился пальцами в волосы, болезненно и обиженно морщась, нащупывая шишку. Захария же тут жертва, само собой. Обстоятельств, которые так неудачно сложились. И пока пытался сфокусировать взгляд на босых ступнях, совершенно случайно заметил красное пятно, наполовину скрытое поясом штанов. Чуть приспустил их с бедёр, в удивлении открыл рот, чтобы выразить всю глубину своего возмущения и одновременно восхищения, как тут же его захлопнул. Как она вообще умудрилась укусить его здесь?
Когда вновь перевёл взгляд на взбешённого Лэйтона, внутри что-то с грохотом оборвалось. Может, чужое терпение, а может, и предел собственной глупости, где планка с каждым разом всё ниже и ниже. Он мог чувствовать себя последней сволочью перед человеком, с которым делит пополам почти всё, что имеет, но вместо этого хрустнул позвонками и надменно вздёрнул подбородок:
- Полегчало? – толкнул ногой лежащий на полу рюкзак. – Мы уже не дети. Может, другие способы попробуем, а? О, и да. Извини за гель для душа. Тут я сглупил.
Обернулся на пороге кухни, раздумывая над завтраком, и как-то почти обиженно проворчал:
- Тебя не было почти сутки. Я чуть не охренел с горя.

Он впустую шарил взглядом по кухне, пытался зацепиться за что-то, отвлечься от странного волнения. Слышал шорох сдираемого с кровати постельного белья, почти болезненно морщился, словно над ухом скрипели кусками пенопласта. И казалось, что эмоции Лэйтона, такие горячие и живые, намного более настоящие, чем его собственные. Потому что. Где чувство дискомфорта? Почему не свербит в подреберье совесть, а лишь натягивается, точно гитарная струна, и вибрирует волнение? Остро ощущалась лишь боль от набухающей на затылке шишки и саднящих при любом движении царапин. Если он сейчас выбросится из окна от уныния, Кристину могут упечь за решётку – найдут частички его кожи у неё под ногтями. А то и в зубах целый клок. Чего-нибудь.
- Бога ради, не волнуйся ты так,- отозвался он, заглядывая в металлическую банку с остатками чайной заварки на дне. В лицо пахнуло травами, въедливыми ароматизаторами, и он немедленно сморщил лицо от отвращения. Осталось лишь кофе. – Я слишком осторожен – о тебе забочусь. И не вижу смысла спускать деньги на дешёвые отели, когда есть ты, который обязательно приберётся для лучших времён. Можешь спать в гостиной, если всё совсем плохо.
Под шум воды в ванной зашумело и на кухне. Утробно загудел фильтр, щёлкнула плита. Захария внимательно принюхивался к пакету с кофе, царапал ложкой фольгированную упаковку. Он не любил кофе, но ароматизированный чай - ещё больше. Бабуля приучила ко всему натуральному, ведь внучок должен быть здоровым и питаться правильно.
Криво усмехнулся, наскоро пролистал в голове картинки беззаботной юности и с каким-то отчаянием насыпал в турку две ложки, вместо одной. Чтобы горько, чтобы наверняка. Блядь, да как будто он позволит этому засранцу спать в этой чёртовой гостиной!
Турка остервенело царапнула стеклянную плиту, Захария сжал деревянную ручку слишком сильно. Стиснул, было, зубы, но быстро сдулся – ни к чему беситься именно сейчас. Можно припасти ярость для очередной ссоры или для продолжения начатой – никогда не было интересно заканчивать просто так. В конце концов, Лэйтон знает его как облупленного, но каждый раз что-то упускает из виду.
Захария слишком глубоко ушёл в чужие переживания, и опомнился лишь, когда густая пена, больно кусая пальцы, полезла через край. Быстро выключил плиту, не глядя, нашарил рукой кружку, слишком большую для такого ничтожно маленького количества кофе, и немедленно добавил три ложки сахара. Не слипнется, зато хоть немного скроет невыносимую горечь. А то и по мозгам шарахнет – глядишь, на место встанут.
- Да, отлично развлекла. От тебя я такого бы точно не дождался, - плюнул он ядом, подпирая плечом дверной косяк ванной и размеренно дуя на остывающий кофе. Смотрел на уставшее отражение в зеркале, стараясь не встречаться глазами. Глядя на корзину с грязным бельём, думал, что, возможно, чисто теоретически, стоит надеть майку и не нервировать этими отметинами по всему телу.
Он оседлал стиральную машинку, быстро задал режим, нажал на «старт». И взгляд упёрся в широкие плечи, и чуть выше, и в отражение смуглой шеи в зеркале и неровные мазки пены на подбородке. Никакого эстетизма.
- На самом деле, - он отхлебнул из кружки, словно и не заметил, как обжёг язык, - её очень интересовало, как я умудряюсь, хм, сожительствовать с тобой. Таким раздолбаем, который даже носки не может аккуратно в шкаф сложить.
Сощурился на каплю крови под нижней губой, нервно передёрнул плечами на резкий запах лосьона. Вытянул правую ногу, толкнул Лэйтона в спину, чтобы край раковины впился в живот. Пальцами стал комкать майку, ступней подбираясь к обнажённой шее. А потом резко – к пояснице, надавил пяткой на задницу.
- Ну, я и показал. Как оно. Она осталась довольна.
Захария поболтал кофе в кружке, и совсем уж безмятежно и с ворохом идиотских мыслей в голове встретился с отражением серых глаз.

А если серьёзно…
Если серьёзно, то Захария не видел особой причины для всех этих девок, продажных или не очень, случайных ли, старых знакомых, которые не могут забыть давние восторги и настойчиво напрашиваются на встречу. Чёрт возьми, у него ведь телефон забит чужими номерами до отказа! И вряд ли хоть по одному из них он позвонит дважды. И если дело не в пресловутом страхе однажды остаться без секса, то в чём же?
Он стиснул зубы, когда Лэйтон перехватил его ногу. Ему до беспамятства, до остервенения нравилось это чувство, которое прошивает тело, он сходил с ума каждый раз, когда они касались друг друга. Словно в голове включалась дымовая пушка, как на каком-нибудь лазерном шоу, и всё обволакивало плотно, непроглядно, так, что рукам приходилось шарить на ощупь, вычерчивать пальцами рельеф широких плеч, жилистой шеи, оглаживать чуть жестковатые губы. А потом слепо целовать острые скулы и подбородок, тянуть за волосы, заставлять едва запрокидывать голову, чтобы смотреть исподлобья. Как-то по-особенному любовно.
- Поверь, - он криво усмехнулся, пытаясь скрыть внутренний дискомфорт, - легенда просто огонь. Я старателен во всём, что касается тебя.
Челюсть свело от чрезмерного усердия, пальцы, сжимающие кружку, побелели от напряжения, когда рука Лэйтона скользнула выше, коснулась нежной кожи на внутренней стороне колена. В мозгу помимо воли одна за другой вспыхивали совершенно невозможные картины, и воспоминания были такими живыми, что по загривку пробежала дрожь, точно его вот так же, как любил он сам, схватили за волосы и зажали их в кулак. Щёки обдало жаром. Кофейная сладость скрипела на зубах. Неразрывный зрительный контакт казался ему невероятно мучительным, словно насильно заставляют держать руку над запалённой свечой, но разорвать его – нет, увольте.
Он глубоко вдохнул влажный, напоенный колючими ароматами воздух ванной, успокаиваясь. Дым в голове постепенно развеялся, и он усмехнулся, с прищуром глядя на Лэйтона, выискивая в его лице что-то, за что можно зацепиться.
- Три – много. Тебе хватит и одного. По-крайней мере, обычно хватает.
Взглядом впился в оголившийся живот, и чуть узловатые, проступающие на смуглой коже вены, скрывающиеся за поясом джинс. Почти лениво, словно совсем и не хотел, слез с машинки и бодро зашагал на кухню, шлёпая босыми ногами по ламинату. Боль от царапин на спине уже не казалось такой явной. Он нашёл отправную точку, чтобы отвлечься и начать думать о чём-то, помимо… Захария упёрся ладонями в мраморную столешницу. Вглядывался в мутные разводы кофейной гущи на дне, в следы их ртов на ободке, и думал, что ещё немного, и дым из головы попрёт из ушей, из носа, скользнёт с языка, который позорно развязывается в присутствии Лэйтона. Ну, ей Богу, какого чёрта он творит?
В ванной зашипела вода, когда он полез в холодильник. Брезгливо поморщился на бутылку прокисшего молока, опечалился отсутствию задуманного омлета и решил забабахать холостяцкую яичницу с беконом.  И что там завалялось из зелени? А впрочем, он мог сготовить что-нибудь поинтереснее. И замер на пороге ванной, беззастенчиво глядя на торчащую кверху задницу Лэйтона. От ванной поднимался горячий пар. Когда шум воды стих, а сгорбленная спина распрямилась, и рельефные мышцы скользнули под кожей, и острые лопатки расправились, Захария с трудом сглотнул жадную слюну. В один широкий шаг преодолел разделяющее их расстояние и обнял руками поперёк груди. Скользнул пальцами по рельефному прессу, горячему и чуть влажному от пара, зацепился за пояс джинс. Потерся щекой о плечо, длинные волосы налипли на лоб.
- Итак. Что ты хочешь на завтрак? – усмехнулся в шею, чуть задел её зубами. А пальцами – за пуговицу, плавно выскользнувшую из петли. И потянул вниз молнию. Ладони замерли на резинке слипов. О, его любимые, кстати. – Побуду в роли послушной жены, пока ты моешься.

Нет, ну правда, неужели он не выглядит настолько соблазнительно, чтоб вот так взять и просто отстраниться? Разорвать до чёртиков трогательный, в буквальном смысле, момент. Тщетные попытки откупиться секундой нежностью, наигранностью, словно перед ним – очередная девушка, на которую мгновенно встало и захотелось охмурить. Поправочка на то, что на Лэйтона стоит почти всегда. Хотелось сквозь скулеж и неуёмный свербёж в штанах потереться о его грудь и прохрипеть нечто вроде: «Ну же, я понимаю, ты устал, но давай прямо здесь, в ванной»
А вместо этого лишь улыбнулся, наглость во взгляде – почти самодовольство.
- Придёт день, мой милый, и кругов не хватит.
Он сомневался, что такой день наступит – но должно же его однажды отпустить. Наверное, ни разу больше недели не выдерживал – осточертевшее Лэйтону желание Захарии трахать всё, что движется, зарождалось в грудной клетке как раковая опухоль. Спустя время прорывалось, и его несло, как океанская волна утаскивает на дно, хватая прохладой и шипучей пеной за лодыжки. Мол, вот, пока его нет, давай. Найди милашку на одну ночь – ты же знаешь, как это просто. Несколько красивых слов, несколько якобы случайных прикосновений и проникновенные взгляды. А потом обязательно наступит момент болезненного восторга.
Как сейчас.
Он снова засмотрелся на его зад. Задержался на родимом пятне, черневшем на упругой ягодице. Такой соблазнительно смуглой, что так и хотелось шлёпнуть ладонью.
- Бекона, да? – по инерции повторил он почти шёпотом.
Но голову немедленно остудили – в лицо ударило струями ледяной воды. Захария, отплёвываясь и пятясь, закрывая руками глаза, думал лишь о том, чтобы идущий из ошпарённой головы пар не выдал его с потрохами. Как же отлично, что они не умеют читать мысли друг друга. Хоть какие-то ограничения на доступ в черепную коробку. Кожу покрыли колючие мурашки, вода стекала по груди, капала с отяжелевших ресниц и мешала обзору. Он выдохнул попавшую в рот воду, посмотрел на Лэйтона с затаённой детской обидой. Капли стекали со штанин, под ступнями хлюпала набежавшая лужа.
- Обязательно. В следующий раз – обязательно. – Он перехватил его руку за запястье, с силой сжал. – Некоторым из них до одурения нравится слушать о прелестях нашей совместной жизни.
Сдёрнул со змеевика полотенце и с видом униженным и оскорблённым свалил из ванной,  не забыв по-бабски истерично хлопнуть дверью. Так, чтоб вздрогнули окна, по воде на полу и мокрым следам пробежала рябь. Остервенело растирая волосы и морщась от ледяных капель, стекающих по спине, он, неловко прыгая на одной ноге, стянул мокрые вещи и кинул прямо на пол – хер что уберёт. Порылся в шкафу, стараясь не смотреть на полки, забитые беспорядочными комьями Лэйтоновского тряпья – бардак злил ещё больше. Натянул что-то более-менее приличное, запустил пятёрню в мокрые волосы, зачёсывая назад.
Кромсал бекон он с особым остервенением, едва ли не скалился. Уложил тонкие ломтики на шипящее на сковороде масло, сверху разбил четыре яйца. Белок растёкся кляксами по поверхности. Жар немедленно его выбелил, заставил пойти пузырями. Захария молча крутил в руках вилку, время от времени поддевая бекон, чтобы не пережарился. Влажное, перекинутое через плечо полотенце роняло капли на широкие кафельные плиты, когда в комнате залился трелью телефон.

Он лишь повернул голову на звонок. Такая мелодия стояла на всех его девках. Будь кто по работе, он бы обрадовался, честное слово. А сейчас лишь пропустил мимо ушей, закусил губу, борясь с соблазном пойти и вырубить его к чёртовой матери. Кто-то крайней настойчивый, и песня проиграла почти до второго припева. Захария, обжёгшись о накалившуюся ручку, зашипел, приложил ладонь ко рту. Полосатый бекон напоминал ему освежёванного енота, видео с которым видел на Интернете – и правда, о чём ещё там можно смотреть.
Босоногие шлёпки по полу заставили его вздрогнуть. Какого чёрта он так быстро? Захария не успел продумать очередную гадость, сырые идеи вертелись на языке. Задницей почуял неладное, когда телефон оказался в лапах Лэйтона.
- Какая-то Элис? – он обернулся, чуть повёл плечами от пробежавшей по позвонкам прохлады. За Лэйтоном тянулся ароматный шлеф. Да и вообще, после душа он цвёл и благоухал. Захария же пытался вспомнить, что за Элис и откуда взялась. Наверное, та милая официантка из ресторана. С такими большими голубыми глазами. И до ужаса падкая на эксперименты. Он даже внутренне содрогнулся от внезапных воспоминаний.
Голос Лэйтона звучит совсем неубедительно. Она что, правда поверила, что вот это он, Захария, так говорит, нахально и с въедливым самолюбием? Увольте. Но кажется, он усомнился в талантах своего драгоценного партнёра, раз Элис отчаянно напрашивалась на встречу. Завтра вечером? Нет, он абсолютно не свободен, у него были другие планы, куда более соблазнительные, чем кувыркаться в кровати с грудастой девицей.
Он стиснул от злобы зубы, с силой сжал вилку и отключил плиту. Жар с аппетитным ароматом поднимался под самый потолок, в пустом желудке, где со вчера не было ничего, кроме кислого вина и эклеров, предвкушающее заурчало. Он облизал сухие губы. Голос Лэйтона эхом отскакивал от стенок черепа, опять затапливало чужими эмоциями с каждым словом на той стороне провода.
Захария терпеть не может медсестёр. И больницы тоже.
Когда речь зашла про «тройничок», его вырубило окончательно. Хотелось развернуться, треснуть по наглой морде, расхерачить телефон об пол, лишь бы не слышать этого глумления. Ох, ну серьёзно, Лэйтон имел право на подобные шуточки. Немного спокойствия, глубокий вдох, перемешанные над головой ароматы горячего завтрака и свежести геля для душа. И чужого тела, сейчас прижившегося так соблазнительно близко, что Захария едва не застонал в голос. Когда почувствовал затылком чужое дыхание, едва ли не лёг грудью на горячую плиту, но лишь упёрся руками в столешницу. Уши немедленно покраснели. По пояснице пробежала мелкая дрожь, скользнула куда-то в межреберье. И внутри словно скрутился стальной жгут.
Он нетерпеливо отклянчил зад, вжимаясь в чужие бёдра, словно течная сучка, требующая ласки. Немедленно обернулся, стараясь избавиться от колючего ощущения чужих прикосновений.
- Обойдётся. Для тройничка я ещё не готов. – Он по-хозяйски положил руки ему на талию, чуть сжал пальцы, впился в кожу ногтями. – Не очень хочется делить тебя с какой-то девкой. Пусть и очень привлекательной.
То, как они соприкасались обнажённой кожей, почти сводило с ума. Захария, стараясь не закрывать глаза от нахлынувшей неги, провёл носом по гладкому подбородку, скользнул губами по щеке. Он безумно любил эти светлые волосы, и сейчас, влажные, с каплями воды, они скользили между пальцами, пахли просто одуряюще. Он оглаживал его затылок, второй рукой – гибкую спину, пересчитывал позвонки. Заставлял себя не растекаться бесхребетной лужей и твёрдо стоять на ногах.
Поцеловал в уголок губ, насмешливо глядя в серые глаза. Ох ты ж чёрт, какие же они…
- Знаешь, - он улыбнулся, провёл большим пальцем по подбородку с каплей запёкшейся после бритья крови. – Всегда с ними говорю о тебе, ничего не могу с собой поделать.
Не поддавшись романтическим порывам, он пихнул Лэйтону  сковороду с чуть остывшим завтраком.
- Кушать подано, моя госпожа. Теперь моя очередь под душ. И завари мне чай – всё как я люблю, не забудь. На верхней полке должен быть невскрытый.
И был таков.

Отредактировано Zachary Matei (2013-07-23 21:07:20)

Первом делом допинал до ванной мокрые штаны, казалось, что слышит, как звенят обозначенные кандалы. Пол в спальне был покрыт влажными отпечатками чужих ног, за мокрой тканью тянулся мерцающий свет. Солнечный свет тонкими полосами просачивался сквозь неплотные шторы. В горле клокотал истерический смех, стоило огромных усилий сдерживать его. Захарии казалось, что он не выдержит, и булькающий хохот прорвётся через грудную клетку. И он сложится на полу пополам, смаргивая слёзы и пытаясь привести нервы в порядок.
Стиралка монотонно жужжала, гоняя постельное бельё по кругу сплошным ярким пятном. Со смазанными маками и зелёными листьями. Захария захлопнул дверь, глянул на потолок – не осыпалось ли чего с его истерики? Под ногами не хрустела штукатурка, потолок был идеально белоснежен и гладок. Они не имели привычки закрываться в ванной. Потому, что с Лэйтоном можно заниматься сексом где угодно. Не только в многопользовательской кровати, со скрипучим от постоянных потрясений матрасом. И когда угодно. Если он, конечно, не злится, как сейчас. И для него не было расписанного по минутам режима, в стиле: «Дорогая, давай через полчаса». Обычно всё выходило спонтанно, под натиском случайных эмоциональных порывов. Когда возникала такая внезапная потребность, что удовлетворения на ментальном уровне уже не хватало.
Захария стянул джинсы и бельё, пустил горячую воду. Попялился на водосток и закручивающуюся воронку. Он придавал символизм любой мелочи, связанной с их личной жизнью. Даже Лэйтоновский гель для душа.  В воздухе поплыли цитрусовые ароматы, Захария скривился, вспомнив этот запах на Кристине – впредь надо ввести для пассий новое правило. Он будет пачкать и уродовать себя, позволять длинным ногтям впиваться в спину, которую сейчас пощипывало от горячей воды и скользкой пены, но не позволит даже притронуться к тому, что связано с этим белобрысым засранцем.
Сейчас следы чужих прикосновений казались липкой плёнкой. Он жмурился, касаясь мочалкой алеющих укусов. Совсем чуть-чуть, самую малость ему было стыдно и ещё немного – неприятно. Вода шумела в ушах, стекала с мокрых волос. Он кожи шёл пар, вода, почти кипяток, била по напряжённым, покрасневшим плечам. Захария вжимал голову в плечи, запускал пальцы в мыльные волосы и выдыхал водой. Он думал о Лэйтоне и чёрном чае, который тот всенепременно, с любовью и обожанием для него заварит. И о его спине, где под смуглой кожей перекатывались острые лопатки. И пальцах, совсем недолго сжимавших его бёдра.
В паху болезненно заныло, он закусил губу, подставляя лицо под упругие струи. Знакомая слабость в ногах заставила облокотиться на стену, и он уже был готов смириться с тем, что у него однозначно встал, как свет над головой погас. Всё вокруг заполнило оглушающим шумом воды. С той стороны двери щёлкнул шпингалет, и голос Лэйтона сбил всякое возбуждение.
Вот ублюдок.
Ощупью выключив воду, Захария перекинул ноги через бортик ванной, опустил на него, скользкий, голую задницу. Стекающая с волос вода заливала глаза. Сбоку гудела стиралка. Двигаясь вдоль стены, стараясь не оскользнуться на влажном полу, он нашарил полотенце.
- Харизму? – переспросил он, натирая рыжие вихры. – Щас я тебе покажу харизму.
Он оседлал машинку, стянул полотенце на плечи. Напротив было зеркало, он щурился, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте, под полоску льющегося из-под двери света.
- Эй, Лэйтон, - выдохнул Захария, немедленно возвращаясь к прошлым думам. Рукой почти любовно огладил живот, двинулся ниже. Пальцы обхватили полувставший член. – Я хотел провести завтрашний день с тобой. Всё, как мы любим. Ну, ты знаешь.
Он плавно двигал рукой. Большим пальцем по кругу гладил головку, чуть задевая ногтями – облизывал губы, сидя с закрытыми глазами, представляя, что это его, Лэйтона, рука. И задыхался от просачивающихся сквозь дверь ощущений. Он упёрся затылком в стенку, машинка под ним утробно зарычала, переходя в режим отжима.
Отражение собственных глаз, почти пьяное, сверкнуло в зеркале. Захария смял в горсти мошонку, покатал меж пальцем яички и двинул рукой резко вверх, чтоб под ладонью собралась крайняя плоть. Захария дёрнулся, стукнулся затылком. Вот блядь.
- Но если ты непротив, - он выдохнул. От холодных капель воды кожа покрывалась мурашками. – Ну, тройничка, и что какая-то девка будет ублажать меня у тебя перед носом, то и я согласен. А ещё мы можем приковать её наручниками и пойти смотреть фильм. Или трахнемся, лишь ты и я. Как думаешь?

Отредактировано Zachary Matei (2013-07-25 00:48:53)

Он ждал. Нетерпеливо, нервно двигая рукой, кусая губы, пытаясь как-то поддерживать диалог через дверь. Мерзкий диалог. О третьих лицах, постельных комбинациях, было совсем немного неприятно думать о подобном. Лишь Захария допускал посторонних в их отношения, всегда бесстыдно хвастался, что, мол, я такой нужный и необходимый, что он, этот Лэйтон, без меня не протянет, мы повязаны, судьба, предрешения и прочее. Никогда не говорил, что сам ничтожно беспомощен, болтается как муха в паутине. Прёт, такой пустой и ограниченный, навстречу порывистому ветру.
Уголки губ дрогнули в улыбке, когда Лэйтон зашёл в ванную. Яркий свет на миг ослепил, Захария прикрыл глаза, а когда открыл, кругом была приятная темнота. И нутро взволнованно дрожало. И то, как бесстыдно опрокинули на спину, он задыхался от ярких эмоций, просачивающихся сквозь кожу ощущений, своих, чужих, без разницы. Таял от малейшего прикосновения, обнимал ногами за плечи.
- Я не переживу, если увижу тебя с кем-нибудь, - он порывисто выдохнул. – Серьёзно. Это заведомый проигрыш. 
Как-то выходило, что они оттягивали самые интересные моменты, словно оставляли вкусное напоследок, как всегда в детстве делала Захария. Он гладил руками его плечи, ногтями чертил по тёплой коже, по сгибу локтя, участку чувствительной коже. По чужим же пальцам, сжимающим борта машинки. Напряжённым, с перетянутыми венами запястьями. Он хватал его за мокрые волосы, тянул за отдельные пряди, а сам неудобно упирался согнутой к локте рукой, привставая, дрожа и пытаясь не задохнуться от скручивающего внутренности жгута. Даже так близко, чтобы чувствовать его лицо дыханием, он не мог ничего разглядеть – только прикосновения, не такие нежные, как хотелось бы, но ведь его наказывают. Совершенно бездарно, уступая и, он надеялся, сдавая позиции.
Он жмурился, когда губы Лэйтона касались лица. Хватал губами в ответ, и вот, самое долгожданное, когда этот засранец наконец поцеловал, а Захария, с чуть затёкшими ногами, дёрнул его на себя. Зажатый меж двух тел член почти болезненно пульсировал, а он замычал сквозь поцелуй, через соприкасающиеся влажные рты, когда рука Лэйтона коснулась его. Захария тут же прогнулся в спине, резко и нервно, словно прошило ударом тока. Он сжал его волосы на затылке в кулак, огладил макушку и вниз, по напряжённой шее. Было чертовски сложно дышать, разрываться между эмоциями, концентрированными ощущениями, с шарящими в темноте руками, с тем, как прикасалась кожа к коже. Со всем этим, сгустившимся как густой туман в этой маленькой ванной, с текучей по лице плёнкой лёгкой духоты, и жар от возбуждения и нетерпения. И Захарии казалось, что его сейчас разорвёт от всего этого и сразу.
В каком-то отчаянном жесте окончательно уложив на себя Лэйтона, он отлепился от его рта, мазнул губами по гладкой щеке, скуле, едва задел зубами ухо.
- Слушай, а давай я тебе отсосу, а?– он хрипло засмеялся, прижимаясь виском к виску. Машинка по ним уже натёрла задницу. – Это будет второй круг. Я буду стараться. 
Он толкнулся бёдрами в его руку, накрыл сверху своей. Откинул голову и вжался затылком в стенку, чтоб вот, давай, сольюсь с тобой, чтоб не сгорать от стыда и бесстыдства, не представлять в голове все те постыдные сцены, о которых говорил Лэйтон.
- И никакой девки завтра.

Отредактировано Zachary Matei (2013-08-05 00:06:14)